III by животное

«„Животное“ опередило своё время, — говорят участники проекта Максим Евстропов и Петр Куприянов. — В последнее время часто доводится слышать о безъязычии, неспособности подобрать слова. „Животное“ началось еще до войны, и тогда мы отказались от членораздельных сообщений; сугубо шумная импровизация и крики, коллапс смыслов и гниение языка, сквозь которое проступает нечто животное».

Таким образом, «животное» — это высказывание о невозможности высказывания, и этот аспект сейчас как будто затмевает иные подтексты авторов, например, изучение устройства агамбеновской «антропологической машины», анимализирующей людей и антроморфизирующей животных, создавая попутно фигуру исключения и зону неразличимости.

Название записи можно читать как Ш, а можно как III: можно видеть здесь результат смешения трех импровизационных сессий, а можно — безголосый шипящий звук, третью запись — или имитацию шума средствами артикуляционного аппарата, знак — или «просто линии». Эта открытость к прочтению принципиальна: животное — существительное и прилагательное одновременно, а эта запись — репортаж о затапливающем ужасе и вместе с тем карта оргиастического выхода, ловкого перехлеста через самоё себя. Эта двойственность может действовать терапевтично, а может угнетать, но важнее здесь другое. Звуковой поток Ш/III, странным образом сохраняя дух живых выступлений, являет саму животную жизнь в ее нечленораздельности.

+++

‘In some way, this project can be said to come ahead its time’, say Maxim Evstropov and Pyotr Kupriyanov of ‘zhivotnoe’ (‘animal’, or 'beast' in Russian). ‘There’s a lot of talk these days of Russian war against Ukraine about speechlessness and the inability to pick up words. We launched the project before the Russian invasion, and when the war started we gave up on articulate messages and focused on pure noise improvisation and shouts. And through this collapse of meaning and decay of language comes something animal-like, or even beastly’.

Thus, ‘zhivotnoe’ is a statement about the impossibility of making statements, and this aspect now seems to overshadow other subtexts of the project, such as exploring the Agambenian «anthropological machine» that animalizes people and anthromorphizes animals, creating a figure of exception and a zone of nondistinction.

The title of the recording can be read as Ш (Sh), or as III: and it may refer to the fact that it consists of three improvisational sessions or to the voiceless hissing sound or to a sign representing three lines. The works of the project are opened to interpretation: ’zhivotnoe’ in Russian is a noun and an adjective at the same time, and this recording is a reportage of a dismal horror and at the same time a map of orgiastic exit, an overlap of self. This duality can act have a therapeutic or depressing affect, but there is something more about the recording than the affect. It is the sonic flow of Ш/III that preserves the spirit of live acts of the project and reveals the life of a beast in all its unintelligibility.

zhivotnoje [= an animal]

noise formation originating from saint petersburg, russia.

the animal was born on the animal farm during the animal uprise.

the animal doesn't speak.

the animal makes noise.

t.me
Facebook